Арт-группа «Явь»: в авторитарном государстве искусство становится отдушиной

Об искусстве, вечном и метафоричном

– Анастасия, Александр, в других интервью вы рассказываете, что «выросли» из активистов. Чем активизм отличается от искусства с социальной направленностью?

Анастасия Владычкина: Активизм становится искусством тогда, когда актор называет себя художником и говорит, что то, что он сделал, это искусство. Наверное, искусствоведы со мной не согласятся, но я и не искусствовед. Это концепция Дюшана, мне она близка: художник не есть что-то сакральное, каждый может им быть, если он так себя идентифицирует. Кстати, я так себя не называю. Я — лидер «Яви», но не художница.

Видимо, это потому, что я магистр права и юриспруденции, у меня определённый склад ума и даже профдеформация, да и в целом не хочется ограничивать себя рамками и ярлыками. А Саша называет себя художником, но у него и образование профильное, он учился на дизайнера. 

Александр Воронин: Нам хотелось выйти и просто что-то сделать, не побоявшись. В какой-то момент запустился механизм превращения из небезразличных граждан в стрит-арт художников. Мы стали изучать художественные приёмы, экспериментировать. 

Второй момент: я думаю, что работы «в лоб» приносят больше резонанса, но в долгосрочной перспективе работают хуже. Если бы мы продолжали работать в лоб, мы бы с вами сейчас не общались. 

Источник: «Собака.ru»

– Анастасия, юридическое образование чем-то помогает в работе?

Анастасия: Я чётко знаю, что ожидать ожидать от правоохранительных органов, когда мы делаем ту или иную работу. Вернее, знала раньше, очень давно. Сейчас всё непредсказуемо. Ну во всяком случае я знаю порядок действий, которые нужно предпринимать, когда что-то произойдёт. 

Впрочем, нам везёт. Знакомый журналист говорит, что мы заговорённые. 

Нас несколько раз забирала полиция по звонку от неравнодушных прохожих. Когда есть вызов полиция обязана реагировать. 

Но они сами недовольны этим. Как-то раз сказали: «давайте вы будете у нас на стенах отдела рисовать, раз вам на будках не дают». А однажды был случай, когда собственник отказался ехать в отдел писать заявление, тогда полицейские сказали ему: если вы не едете, мы ребят не забираем, нам нужно ваше заявление в отделе.

Из-за стрит-арта у нас пока не было какого-то серьезного общения с органами. Однако благодаря нашим вездесущим подписчикам, мы знаем, что на наши последние работы на улице почти всегда приезжает полиция, зачем они это делают — без понятия. 

Александр: Добавлю немного. Главная сила наших работ — внезапность. Плюс должна быть веская причина для привлечения. Мы же работаем аккуратно: берём заброшенные локации, не портим культурное наследие. До нас надо сначала докопаться, но разбирать каждую работу — сложно. Именно поэтому мы долго обсуждаем, проверяем риски, чтобы зашифровать в работах мелочи, которые те, кто нужно, поймут, а те, кто не нужно, — нет. 

Анастасия: Не соглашусь, каждая наша работа — повод закрыть по вандализму. Но думаю, они просто не хотят общественного резонанса, да и зачем нас трогать, мы же не политики, стрит-артистов пока не привлекали. 

Александр: Но согласись, что юридическое образование всё-таки дает нам фору.

Анастасия: Да. Мы не бегаем от полиции: знаем, как себя вести в той или иной ситуации.

«Свобода слова», 2022

Спб, ул. Константина Заслонова, д. 40

– Темы обязательно берёте остросоциальные? О чём бы ещё делали работы, если не о политике?

Анастасия: Мы делаем работы о том, что у нас откликается. Отвечая на второй вопрос: для меня это — естественные науки в целом и Космос в частности. У нас есть работы про Космос, но хотелось бы больше. Однако ситуация в России не даёт заняться космосом. Всё здесь связано с политикой. Глупо говорить, что люди не интересуются космосом, когда людей просто так сажают. Сначала надо разобраться с этим.

Политическими темами я бы с радостью не занималась. Но это невозможно, особенно сейчас. Поэтому политических работ больше всего. Они представляют собой эмоциональное высказывание, которое мы не можем не сделать.

Александр: Мне нравится работать с идеей. У нас есть свои цели, образ, приёмы — я резко менять вектор не хочу. Мы нашли свою нишу, нам есть о чем сказать. Старые работы становятся более звонкими, играют новыми красками. Я бы хотел углубляться в пространство вымышленного мира. 

Наша задача — сломать мозг и придумать интересные образы. В общем, хочу больше уходить в искусство, образность, метафоричность. 

Анастасия: Кстати про метафоричность. Многие журналисты спрашивают, нет ли у вас самоцензуры. Ответ — у нас изначально всё строится на метафорах, нас так научили «вредные» кураторы, и мы сами так чувствуем, поэтому самоцензура не нужна. 

Стрит-арт Шредингера

Спб, 2021

Но я задумалась, откуда вообще пошло, что искусство — это всегда метафора и многослойность. Мне кажется, искусство на протяжении всей своей истории было несвободно. Чем сильней становилось государство, тем менее свободными делались художники. Мы знаем про символизм у Леонардо, у Рубенса, у других художников. Они не могли отразить то, что хотели прямо, поэтому прибегали к образам. 

– К слову об образности и прямоте. Искусство не всегда может повлиять (да и не должно) прямым образом на людей: встали и пошли что-то делать. Может ли искусство стать отдушиной в условиях несвободы, цензуры. Или оно в таких услових и само не может существовать тоже?

Александр: История показывает, что искусство расцветает в таких условиях. Ограничения, рамки создают почву для сложных работ. Люди начинают больше думать, выкручиваться, искать решения, до которых раньше не доходили, потому что было незачем. Я учился на графического дизайнера и могу сказать, что

бриф логотипа, в котором больше всего условий, по итогу даёт бОльший шанс, что ты создашь бриллиант, потому что работа сделана вопреки. Ты прошел все барьеры, препятствия и сделал что-то — будет сильный, мощный продукт. Рекомендую сейчас в принципе следить за художниками, стрит-артистами в частности — станут появляться хорошие работы и люди.

Анастасия: Саша прав в том, что с точки зрения искусства жизнь сейчас играет яркими красками. Создаются более сильные работы, чем в спокойные годы. Но, несмотря на это, я бы с бОльшим удовольствием жила в сытые и спокойные годы. 

Пусть мы бы шли гораздо медленнее по тому пути, который проходим сейчас, но это было бы нормальное, поступательное развитие. Никому не пожелаешь жить в такой ситуации, которая сложилась сейчас. 

Кроме того, кто-то и уезжает. На данный момент уехало много стрит-артистов, причём топовых. И больше они ничего в России делать не будут, а некоторые даже и за рубежом.

График «Надежды» и «Страха» 

СПб, 2022 

ул. Звенигородская, 9

Александр: Добавлю, что имел в виду именно андеграудное и протестное искусство, где есть работы, которые видишь и веришь им. На выставках видел тех, кто пытался казаться — только казаться — искренними. Но на самом деле работы были сделаны ради денег. А запоминается то, что идет вразрез.

Раньше искусство боролось, например, с академизмом. Сейчас — с цензурой, липовыми законами. В этом плане, да, искусство является отдушиной для людей. 

Мысли формируются у нас хаотично. Люди не могут существовать в этом хаосе, им становится плохо, они погружаются в себя. И вдруг однажды идут и раз — перед глазами надпись на стене. Ёмко, в точку — человек видит это, клубок расплетается. Наступает просветление: «Вот, это то, о чем я думал, но не мог воплотить в фразу. Наконец-то». 

Анастасия: Это круто, если наступает такой эффект. Но для нас первично – просто выйти и сделать высказывание. 

Александр: Да, мы просто не можем этим не заниматься. Влияет ли искусство на человека или нет — дело случая. Мы не можем это просчитать. Можем продумать что-то, но как получится в итоге — не скажем. Хорошая работа может остаться незамеченной, другая же может выстрелить так, что мы этого не ожидали: столько найдется людей, которым это откликнется. 

– Как ваше искусство живёт в мире, в котором вы его воплотили? Какую обратную связь получаете?

Анастасия: Офлайн никак не живет. Его закрашивают. Среднее время «жизни» объекта — 2-3 часа. Что касается обратной связи, здесь могу опираться на отклики в соцсетях, в информационных пабликах. В 90% случаев отклик положительный. Но, думаю, если работу разместить в издание с другой повесткой, скорее всего, там будет 90% отрицательных откликов. Всё сильно зависит от информационных пузырей: наша аудитория нас понимает.

На улице работы успевает увидеть не так много случайных людей. Мы стараемся выходить за рамки каждый раз, конечно, но «прибавление»пока составляет маленький процент.

Александр: Однажды мы сначала провели «опрос» и потом сделали арт. Я узнавал у друзей и знакомых, что для них значит слово «Родина». Но в целом мы не ориентируемся ни на кого при работе. Иногда это выходит боком :)

Анастасия: Да, один раз Саша рисовал чиновника, и все увидели в нём Путина, от подписчиков и журналистов до полиции. Но это был не Путин. Это был собирательный образ. Если бы мы провели какой-нибудь опрос до этого, то всё могло бы получиться по-другому. 

«Рвота»

Спб, 2021

ул. Коли Томчака, 10

О цифровом искусстве

– Цифровое пространство может расширить горизонты?

Анастасия: У нас это не так работает. Мы не рассуждаем, куда уходить. Просто придумываем идею и думаем, как лучше ее реализовать. Иногда это цифра, иногда, видео, иногда арт-объект, иногда перформанс. 

– Тем не менее интереса к «цифре» у вас как будто всё больше.

Анастасия: Да, однозначно углубляться туда интересно. В 2015 году рисовали только на стенах. Тогда мы не думали не только о цифре, но даже об арт-объектах. Сейчас нам интересны разные инструменты. 

– Какие у вас есть цифровые произведения?

Анастасия: Их уже много, расскажу про некоторые. Первая работа — высвеченная проектором. Я бы отнесла её к цифровым, потому что это именно проекция, без использования каких-либо материалов. 

Вторая работа — «Генезис». Это виртуальный стрит-арт. Была пандемия, решили сделать что-то с посылом: сидите дома, гуляйте на гугл-картах. К слову, тогда мы сделали то, чего не могли в реальности из-за отказа власти хоть что-то согласовать, — много работ на фасадах. Они видны на гугл картах в панорамах. Некоторые люди даже пошли искать их, думая, что они есть на самом деле. 

Третья работа — приложение AR Hunter для восстановления уничтоженного стрит-арта. Сначала мы восстановили уничтоженный стрит-арт других художников, потом создали проект «Семь смертных грехов». 

– А как работали над CensorTracker?

Анастасия: Изначально «Роскомсвобода» думала про стрит-арт. 

Но мы хотели использовать именно то, в чём вы компетентны, а мы не совсем. У вас есть крутые разработчики. Мы совместили ваши и наши сильные стороны, и получилась настоящая коллаборация.

Александр: Придумали идею далеко не сразу. Главная задача заключалась в том, чтобы повлиять на старшее поколение, потому что разделение в обществе — поколенческое. Бабушки и дедушки не дружат с интернетом, они смотрят телевизор. С интернетом им помогают дети. Мы решили, что в плагине нужна социальная функция. Так возник образ плашки, перекрывающей пропагандистский сайт. 

Плашка должна создать ощущение, что сайт взломан, и посеять зерно сомнений. В лоб что-то говорить бесполезно. А так люди зайдут, не поймут, что произошло, начнут разглядывать. Это ещё и интерактивная вещь. 

Государство ограничило инакомыслие — мы хотели равновесия, баланса. Кто-то говорит, что это цензура, но с другой стороны, функцию можно отключить: мы оставили это на волю пользователя. Получился акционизм в рамках отдельно взятой семьи, без каких бы то ни было юридических проблем. 

Анастасия: Добавлю, что цензура в принципе возможна только со стороны государства, никак не частных лиц и организаций. 

CensorTracker

О настоящем и будущем

– К слову, какие техники выживания могут быть в авторитарных государствах? 

Александр: На самом деле всё это схоже с ментальными заболеваниями. Поход к психологу, спорт, друзья помогают сбросить эмоции. Я бы дал те же рекомендации, что и при депрессии.

Анастасия: Соглашусь. Я сейчас очень много плаваю. Это хорошо снимает стресс. Но вообще мы не психологи, если кому-то очень плохо лучше обращаться к врачам.

Александр: И не нужно терять надежду. Вы не одни. Это то, что крутится в голове в последние дни. 

«Что делать?»

СПб, 2022

Литейный пр., 55

– Каковы ваши планы на будущее?

Анастасия: Стрит-арт — неожиданная интервенция. Поэтому планы мы не рассказываем.

Александр: Идеи настигают. А мы просто выбираем, что за чем идёт. Многое было придумано давно, но сделано в нужный момент — к вопросу о вечности, несиюминутности. 

Беседовала Мелиса Савина