«Поколение, воспитанное на новых технологиях, кардинально изменит законодательство»

С 2014 года в России введена должность интернет-омбусдмена. Это Представитель Уполномоченного при Президенте РФ по защите прав предпринимателей в сфере интернета. Институт не подменяет собой государственные органы, но является дополнительным инструментом для защиты прав, мягкой силой, которая помогает претворять в жизнь позитивные изменения. Уполномоченный защищает как отдельных предпринимателей, так и способствует развитию интернет-индустрии в целом.

Интернет-омбудсмен и предприниматель Дмитрий Мариничев (генеральный директор ООО «Радиус Груп») рассказал «Роскомсвободе» о своей работе и поделился мнением по поводу QR-кодов, блокировках дистанционного электронного голосования (ДЭГ) и цифровом рубле.

– Дмитрий, расскажите, пожалуйста, чем конкретно занимается интернет-омбудсмен? 

Ко мне в основном поступают обращения, связанные с проблематикой интернет-отрасли. Работа делится на две части – индивидуальные обращения бизнесменов и подготовка ежегодного доклада президенту РФ ко Дню предпринимателя в мае. Начинаем подготовку как раз в конце года, в декабре. В рамках этой работы собираем обращения со стороны бизнеса, проблемы, смотрим, что было в прошлые годы, что было сделано, что не сделано. Потом набор проблем и вариантов их решений сводим в единый документ, который и ложится на стол Президента. Далее формулируются поручения и формируются межведомственные рабочие группы. Некоторые задачи решаются довольно-таки быстро. А какие-то переходят из года в год. К сожалению, таких проблем немало.

– С какими проблемами приходят предприниматели?

С самыми разными. Одни из них связаны с персональными конфликтами, другие отраслевые – с регуляторикой и законодательными инициативами. Много проблем с уголовными делами и преследованием предпринимателей – тяжелое направление.

В общем, персональные жалобы очень индивидуальны. Не знаю, могу ли озвучивать, чтобы ненароком не идентифицировать кого-то. Бывает, что обращения касаются внутрикорпоративных конфликтов и реальных мошеннических действий со стороны контрагентов. Но такого рода обращения находятся за пределами компетенции уполномоченного.

– Про Илью Сачкова много уже написали в медиа. Он попал в поле вашего зрения?

Я убеждён, что Илья невиновен, какой бы сложности обвинение ни было инкриминировано ему (даже не знаю, что это, ведь всё засекречено и нет абсолютно никакой информации по этому поводу). Я знаю его лично и понимаю, что он за человек. Настоящий русский инженер и большой талант. Я бы даже сказал, что юношеский максимализм в отношении родины и личного долга по отношению к героям войны у него находится на самом высоком уровне. Считаю, что обвинение либо нелепая случайность, либо чей-то очень злой умысел. К моему глубокому сожалению, подключиться к защите мы не можем в силу статьи обвинения. Там кроме адвоката никто ничего не знает – всё под грифом секретности. Пока не представляю, что можно сделать помимо публичных обращений и постоянного привлечения внимания к этой ситуации. Но опять же, не сыграют ли они против него, поскольку вся эта история слишком специфична и закрыта. Непонятно, как себя вести, что делать. Сейчас главное – не навредить. Поэтому пока мы можем только ждать, посылать виртуальные флюиды добра, молиться, писать письма поддержки.

Очень надеюсь, что в феврале это злоключение для Ильи закончится и все обвинения против него будут сняты. Верю, что мы сможем найти способ помочь ему. Илья – честный и патриотичный человек, и он должен быть освобожден. Такие люди, как Сачков, это фундамент страны. Они фактически тащат нашу страну вперёд и уж точно не держат камень за пазухой, и не хотят ей навредить ни словом ни делом. 

– Какие темы предварительно войдут в майский доклад?

Пока очень преждевременно говорить об этом. Но хочу рассказать о тенденции – многие проблемы стали значительно легче решаться благодаря общему тренду на цифровизацию в стране и конкретно действиям правительства. Они теперь сами проактивные, нацелены на изменения, я считаю, это очень хорошо. Думаю, модель «государство-бизнес» и должна работать так, как она сейчас работает. 

– Что вы имеет в виду?

Например, налоговые маневры, преференции для ИТ-отрасли, поддержка микроэлектроники, профильные мероприятия, стимулирование покупки ПО у отечественных производителей. Есть и спорные моменты, к которым участники рынка относятся по-разному, но в целом сам тренд хороший. Правительство пытается проводить изменения, хотя и не всегда удачно с первого раза, но всё таки делает и в итоге изменения приходят в нашу жизнь. 

– Правильно понимаю, что изменения начали происходить с приходом Михаила Мишустина (председатель правительства с 2020 года)?

Да, это факт. Мишустин – человек с инженерными мозгами. Он сам живёт этим, чувствует проблематику, лично знаком с большинством первых лиц из ИТ-отрасли. Некоторые задачи, которые мы пытались решить, быстро сдвинулись с места по его инициативе. 

Правительство отошло от говорения к большему деланию. Это хорошо для исполнительной власти. Я сейчас мало взаимодействую с правительством, потому что оно самодостаточно. Там компетентные, знающие люди. Больше коммуницирую непосредственно с отраслью, ведущими игроками. 

В начале омбудсменства у меня больше была роль этакого переводчика с языка ИТ на язык чиновников. Иногда в правительстве не знали о существовании целых отраслей, о первой десятке игроков. Сейчас этого нет и это правильно.

Аппарат уполномоченного не предназначен для того, чтобы быть промежуточным звеном. Он создан для решения проблемных ситуаций и не может подменять собой непосредственную работу министерств. 

– Что считаете наибольшим успехом в статусе интернет-омбудсмена? 

Всё, что получилось, не могу причислить к достижениям только аппарата, поскольку чаще это были резонансные темы, многие одновременно с нами ими занимались. Это касается и льгот для ИТ, и смягчения законодательства когда отрасль выступала единым фронтом против вредных для бизнеса законодательных инициатив. Не возьму на себя смелость что-то присвоить.

Мы – мягкая сила, мы не принимаем решения, как другие органы, – это черное, а это белое. Министерство, например, обязано это делать. Аппарат уполномоченного видит больше серых оттенков: что для одних хорошо, для других может быть плохо. Тяжело найти золотую середину, поэтому уполномоченный скорее медиатор. Он выступает в роли экспертного, думающего органа, который пытается найти вариант для нескольких акторов: государства и разных бизнесменов.

Рассмотрим таможенные пошлины для трансграничных посылок. С одной стороны, их надо снижать, чтобы люди могли покупать товары дешевле. С другой стороны, это может создать угрозу электронной коммерции в России, ритейлу, производителю из-за неравных условий для российского и иностранного бизнеса. Или вот бондовые склады. Должны они быть или нет? Для какого-то бизнеса это зло, потому что создают ему конкуренцию, а с точки зрения экономики страны в целом – это прекрасная идея, поскольку снижает стоимость товаров, уменьшает расходы на администрирование налоговой нагрузки. Делает товар более доступным и дешевым для покупателя.

«Яндекс.Такси» – таксомоторный парк или информационный ресурс, который не гарантирует безопасность? «Яндекс.Маркет» – продавец или посредник между продавцом и покупателем? К кому должны приходить покупатели с претензией к качеству товара? С технической точки зрения иногда кажется, что всё просто. Но с юридической точки зрения оказывается, что нет.  А если смотреть с точки зрения здравого смысла, то всё ещё сложнее. А ещё есть точка зрения покупателя… К слову, промежуточное добро для потребителя не всегда обернётся ему конечным добром, ведь можно потерять сам рынок, если условный «Яндекс.Маркет» не сможет существовать, и тогда пользователь не сможет ничего купить.

Перечисленные вопросы нетривиальны, их нельзя решить наскоком, потому что всегда будут те, кому от этого плохо. Но зло надо минимизировать, а добро максимизировать. 

Не всё легко даётся, но мы тратим много времени на такие задачи – не один год на изменения.

– Не слишком ли много государство перекладывает на бизнес в решении каких-то задач? Например, на соцсети, которые должны блокировать то-то и то-то?

Существует два критериальных подхода. В Советской армии говорили, что можно служить либо по уставу, либо по понятиям. Армия – пример коллективной ответственности. В России превалирует форма управления, связанная с коллективной ответственностью, когда за провинности одного отвечает весь социум. А на посредников, в том числе технологических, возлагается ответственность за поведение других, как при дедовщине. Государство могло бы контролировать граждан напрямую, ведь у проблемного контента всегда есть имя и фамилия. Странно предъявлять к соцсети – посреднику – требования по мониторингу действий пользователей. Но у нас принято, что посредник отвечает за тех, кого он соединяет. Исторически это уходит в крепостное право, когда помещики отвечали за крестьян. Идеология не исчезала и в СССР. Просто так из головы подобное не удалишь. Поэтому наша регуляторика регуляторика – корнями из прошлого, из подсознания. Какова ментальность, таковы и инициативы.

Это не изменится в одночасье, должно пройти время. Придёт поколение, воспитанное на технологиях, и станет активным. Тогда законодательная конструкция изменится. По-другому никак. В этом отношении я пессимист: в горизонте 10-15 лет ничего не изменится. Происходит регулирование не причины, а следствия. Так во всём в IT-индустрии, если вы посмотрите. 

Считаю, что правильнее было бы задействовать посредников в помощь правоохранителям в поимке непосредственных преступников. Допустим, детская порнография запрещена. Но основной упор сделан на то, чтобы её нельзя было увидеть, а не на то, чтобы её не производили. Технопосредники могли бы здесь помочь найти производителей, но этого у них как раз и не просят. 

В общем, для изменений должны родиться свободные дети.

– Такие уже родились? 

Уверен, что да. Дети сейчас другие. Честность для них очень важна. Они открыты, коммуникабельны, доброжелательны. Они ментально энергичны: быстрее учатся, они духовнее. Не знаю, насколько им в этом помогают смартфоны и игры, но реальность, дополненная технологиями, точно изменяет мышление. И ценности в обществе тоже меняются.  

Интересно, кстати, что поколения не то чтобы сменяют одно другое. Они живут параллельно и могут даже не пересекаться. Например, молодёжь смотрит новости в интернете, а люди более старшего возраста – телевизор. У них же даже информационный фон разный. Физическое пространство одно, а ментальное – разное. 

– Вот тебе и параллельные вселенные, даже в космос не надо лететь…

Да.  Всё здесь. Всё с нами. Мы просто редко останавливаемся и думаем об этом.

К слову, наша регуляторика имеет архаичный характер, потому что нацелена на людей, которые воспринимают мир со смещением чуть-чуть назад. Не могу сказать, что это плохо – таких людей ведь много. Это наши мамы, папы. И нельзя ни в коем случае назвать их ущербными, например, смекалка у них на порядок сильнее нашей. Другой вопрос, а нужна ли молодому поколению архаичная смекалка? От этого же зависит выживание и набор необходимых навыков. Знаете, это из разряда «каждый должен уметь разжечь костёр в лесу». Не вопрос. Но какова вероятность жителю мегаполиса оказаться в лесу одному? А в моём детстве эта вероятность была крайне высока. 

То есть навыки  должны быть иными, соответственно, и регуляторика, и, в конечном счёте, и целеполагание. А конкретно в России целеполагания нет. Мы живём здесь и сейчас и принимаем решения относительно момента. Но образа будущего, которое мы хотим построить, и образа нового человека у нас нет. Такого, чтобы каждый из нас имел перед глазами эталон и мог стремиться к нему. Для верующих, конечно, он, может, и существует. Но как много среди них истинно верующих? 

– Образа будущего нет только у России? 

Не могу так сказать. Мир развивается в сторону цифровых империй. В каждой стране что-то своё, что зависит в том числе от климата, истории и пр. В Китае, например, цифровая империя контролирует своих жителей. У них чётко видно, что хорошо и что плохо. И не могу сказать, что китайцам так уж сильно не нравится. Их ментальная формула – «мы важнее, чем я». А на Западе – «я важнее, чем мы». И там система соцрейтинга будет неприемлема. 

Но ни одна демократия не может выдержать усугубления глобальных трендов, что потенциально ведёт к цифровому фашизму. Соцсети усугубляют раскол внутри общества. Помните вопрос, который гулял по соцсетям, – какого цвета это платье? Люди быстро занимают контрпозиции и теряют терпимость к чужому мнению. Мы не приучены пытаться смотреть на мир с позиции другого человека. У нас есть ожидания от поведения других, в соответствии с которым мы и формируем отношение к ним. То есть если человек делает не так, как мы ожидаем, то он резко становится плохим. Но он же может делать не так в силу своих особенностей – он просто видит платье по-другому. Технологии это усиливают. Непонятно, как сформировать новое целеполагание, чтобы конфронтация была нивелирована.

– Вы говорили про цифровую диктатуру государств по всем миру. Возможно, это естественный процесс, но так же естественно ей и сопротивляться. Каким образом можно это делать, если рассматривать ситуацию со стороны сопротивленцев?

Очень субъективно отвечу, но я это прочувствовал на своей шкуре. В начале омбудсменства с шашкой наголо я пытался доказать депутатам, в чём они не правы. Мы рьяно отстаивали, доказывали цифрами, фактами – казалось, что наша позиция должна была быть хотя бы услышана. Не все же разбираются в компьютерах, это нормально, но хоть послушайте. Но нет, не слушали. 

Я не уверен, что сопротивляться правильно. Лучше брать пример с Ганди. Есть технологии, которые помогают жить по-другому, не в соответствии с законами. Появляется новая реальность, которая может существовать параллельно с реальностью законодателей. Это как с поколениями. Мы живём в разных мирах.

Думаю, в будущем будет не тренд на сопротивление, а на метавселенные. То, что делает Цукерберг, к примеру. Это позволит создать сотни миров, в которых всем людям будет комфортно. А государство останется постольку-поскольку. Пересечения будут в редких моментах. Это как Римскую империю в том числе развалило христианство, которое представляло собой новый вид думания. Технологии – это что такое? Арабские цифры, которые заменили римские, упростили счёт и взаимодействие субъектов экономики того времени. Сейчас происходит ровно то же самое. 

Мы в любом случае будем доказывать свою точку зрения. Но не сопротивление приведет к изменениям, а принятие. Принятие людьми новых технологических возможностей. И тогда и произойдет изменение всей системы. 

– Если рассматривать на примере современного пользователя, сосуществование с государством – это примерно как использование Tor и VPN для обхода блокировок? 

Так и есть. В парадигме нашей власти гражданина ни за что не наказывают. Наказывают посредников. 

– Про поколения. Вам не кажется странным, что, ориентируясь на людей старшего возраста, государство вводит непонятные для них QR-коды?

Власть опирается на массовость. Это не возрастная характеристика. Так получается, что возрастных людей больше. 

Не представляю, каким образом QR-коды помогают в борьбе с ковидом. Сколько ни думал об этом, не смог найти ответа. Я понимаю, как QR-коды помогают бизнесу и государству формировать проактивное управление обществом, спросом и предложением. На мой взгляд, теоретически QR-коды прижились бы сами собой, как и другие технологии. Это крайне простая, но очень эффективная вещь. Это контролируемая связь между субъектом и объектом в офлайн-пространстве, цифровая идентификация коммуникативного акта. Понимая эффективность администрирования такого контроля, конечно, государства будут стремиться ввести их. 

Когда возникает диктатура государства, общество делится на «свой-чужой». Вспомните, сколько на заре становления СССР было мандатов, пропусков, талонов, карточек (во время ВОв, 90-х). Экономика была основана на распределении. Сейчас, по сути, происходит внедрение тех же талонов, но теперь уже не под угрозой опасности для страны, а под угрозой опасности ковида. Я его не отрицаю, но не понимаю эффективности кодирования в пандемию. Это сегригирует общество и не даёт ожидаемого эффекта. Это опять борьба со следствиями, а не с причинами. 

QR-коды не дают эффект для экономики. И если принять модель «мы важнее, чем я», то вообще можно одобрить закон о тотальном контроле нашей жизни. Мы даже перестанем замечать это. А государство как выгодоприобретатель получит тотальный контроль над каждым человеком. 

И такого рода инфосистемы могут очень легко трансформироваться в инструмент, направленный против прав человека. Фактически помещая человека в цифровую информационную клетку, очень жестко и безапелляционно ограничивающую не только поведение человека, но и саму жизнь. Крайне легко скатиться в разрешительный принцип доступа. То есть изначально не разрешено всё, как сейчас, а наоборот, административно запрещено всё. И только при наличии соответствующего доступа для вас откроются двери магазина или автобуса. Я уверен, что такого рода технологические решения должны находиться под неусыпным общественным контролем и должны реализовываться на продуктах с открытым исходным кодом.

Государство думает в стиле «мы важнее, чем я». И принимает соответствующие решения, даже если они противоречат здравому смыслу с точки зрения технологий и не защищают здоровье отдельно взятого человека. 

– Распознавание лиц из этой же серии про контроль со стороны государства?

Нет. Не вижу в распознавании ничего страшного, если она используется для целей идентификации и верифакации человека и подконтрольна его воле. Все думают, что при распознавании лицо сравнивается с фотографией. Но сравниваются хеш лица с хешем в системе. Здесь важна модель обработки. Чем больше средств для биометрической идентификации, тем более простой, надёжной и безопасной будет наша жизнь. Но если ваш вопрос подразумевает распознавание со стороны государства с целью тотального контроля гражданина и общества, то да. Опасность вполне понятная. И здесь есть чего боятся. Но не самой технологии, а принципов её применения.

Вся биометрия – прекрасная возможность. Буду рад, если она будет приходить в нашу жизнь быстрее. Это просто технология. Они позволяют сделать осязаемым то, что никогда не было осязаемым. Например, соцсети сделали видимым шесть рукопожатий. Государство никогда не могло увидеть, как движутся деньги (отдельно взятая купюра). Увидеть движение банкноты – мечта экономистов. А сейчас и движение купюры становится осязаемым. Когда это придёт в нашу жизнь, QR-код покажется детской шалостью.

Но государство, пытаясь получить тотальный контроль, не понимает, что разрушает само себя. Поскольку – на примере денег – деньги уже становятся статичной системой, а услуги, товары, люди – динамичной. Становятся атрибутом денег. Записью в базе данных деньги. И теперь мы уже будем не передавать деньги за товар, а записывать в деньги информацию о принадлежности товара кому-то или чему-то. Это другой взгляд на экономику и мир.

– А не страшно настолько довериться технологиям? И, рассуждая дальше, потом и вовсе довериться ИИ, который будет принимать за нас решения? 

Мы уже живём в таком мире, где алгоритмы принимают за нас решения. Вся та выборка в поисковиках, соцсетях, которую видите только вы и по которой живёте только вы это подготовленное для вас инфопространство. Некий индивидуальный мир, опираясь на видимость которого вы и принимаете решение. И вы думаете, что это до сих пор только ваше решение?

– Продолжая тему технологий. Прошлой осенью Вы фактически раскритиковали электронное голосование. К Вашим замечаниям прислушались? Что скажете по поводу ДЭГ в этом году?  

За год ничего не изменилось. Если нарушены принципы самой модели дистанционного электронного голосования, а именно прозрачности идентификации и верификации, то бесполезно что-нибудь доказывать. ДЭГ в текущем виде оставляет больше вопросов, чем даёт ответов, хотя именно к технологии (к блокчейну), где сохраняется результат голоосования, у меня претензий нет. Назвать ДЭГ прозрачной и честной я не готов.  Если сказали А, говорите Б, а лучше озвучивайте всю азбуку изначально. С азбукой ДЭГ нас до сих пор так и не познакомили.

– Как вы относитесь к цифровым деньгам, например, цифровому рублю?

Цифровые деньги – это очень хорошо. Они радикально отличаются от электронных денег, безналичных и наличных. Они являются сознательной формой общественной памяти, то есть базой данной. 

Эта форма денег нужна в первую очередь информационным сущностям. Люди большими числами не оперируют. А для роботов это как воздух. Они дышат большими числами.

С цифровыми деньгами экономика перестанет существовать в виде государства. Она будет техносредой, в которой есть всё. Деньги уберут посредников и создадут возможности для peer-to-peer отношений, что поменяет социально-экономические уклады. 

Это облегчит жизнь неустойчивым творческим коллективам и бизнесу, поскольку избавит от юридической волокиты. Ну и вообще от лишней работы. Например, вот вы выбираете, куда поехать на отдых. Сколько времени вы можете позволить себе потратить на это? И как определиться: хорошая, нехорошая цена; все ли отели изучили или не все; будет наплыв туристов или нет. Так много факторов. ИИ позволит по вашим критериям постоянно делать выборку. И он сделает это за вас лучше и быстрее.

Цифровые деньги позволят коммуницировать без посредника и при этом получить информацию обо всех интересующих вас контрагентах. 

Цифровой рубль плохо позиционируется в России – как третья форма денег. Кроме того, упор в отношении него делается на то, что их нельзя своровать. Это опять говорит о том, что инициативы государства носят охранный характер – характер ответственности, а не характер возможностей.

В общем, я положительно отношусь к цифровым деньгам, но моя позиция может измениться на отрицательную из-за их позиционирования, особенно когда люди не понимают, какой цифровой инструментарий находится у них в руках. Последнее иногда даже злит: кажется, что это такие банальные вещи. 

– А какова будет роль криптовалюты здесь? 

Такой же. Это разные вещи, но технически практически одно и то же. 

За какими мировыми тенденциями Вы бы рекомендовали следить наиболее пристально? Например, VR, ИИ в психологии… 

Нейронные сети радикально изменят бизнес. Станет невозможным вести бизнес без виртуального помощника. Выбор поездки – наглядный пример. 

Это серьёзная технология. Не обязательно пытаться самостоятельно производить ИИ, нужно понять принципы его функционирования и мечтать о том, как его можно применить. Просто мечтать. После этого вы всегда найдёте технологическое решение, которое будет соответствовать  вашим мечтам. Тогда у вас и возникнет конкурентное преимущество. 

– Кстати о мечтах. О чём мечтаете вы?

Наверно, чтобы в моей бизнес-жизни всё пришло в норму. Мечтаю, чтобы проекты, которые я придумал и которые имеют сложный жизненный период, реализовались и доказали свою состоятельность.

– Что это за проекты?

Самый интересный – домашний обогреватель, который во время своей работы по назначению ещё и занимается вычислениями, а вы получаете доход на свою карту от заказчика таких вычислений. 

– То, что вы интернет-омбудсмен, наверно, помогает вам в предпринимательстве. А бывало ли так, что это мешало?

Моему бизнесу это постоянно мешает. В какой-то момент общественное начинает превалировать над частным в плане нагрузки. Может, разве только окно возможностей расширяется с точки зрения общения с разными людьми, в том числе ментально не похожими на меня. Эти люди никак не могут помочь мне в бизнесе, но само общение позволяет расширять горизонты. Статус омбудсмена – однозначно очень мощная закалка. 

С точки зрения бизнеса… Если хочешь заниматься бизнесом, надо им заниматься, не отвлекаясь на общественные задачи. С другой стороны, можно научиться ловить баланс между ними, контролировать объём того и другого в своей жизни. В таком случае обе сферы приносят удовольствие и комфортно сосуществуют. 

– А получается ли всё это ещё сочетать с семейными обязанностями? У вас есть дети, и вы как-то писали, что нужно «быть нужным и оставаться интересным» им.

У меня строгая жена, которая следит за балансом здесь. Семья в приоритете всегда, поэтому в какой-то момент, наверно, я становлюсь несамостоятельным, жена принимает за меня решения :-)  Всё, что мне нужно исполнить, приносит мне удовольствие. Супруга говорит, что, всё, что хорошо для семьи, хорошо и для тебя, и в этом она абсолютно права. Важно не пропустить, когда, например, ребёнок впервые встал на ножки. Это ты вспоминаешь, а всё остальное, что на работе кажется архиважным, – нет. Я сам баланс находить не умею, но мне повезло, что рядом есть человек, который делает это за и для меня :-) 

– Ещё вы писали, что нужно быть счастливым и делать счастливым других. Чувствуете ли Вы себя счастливым?

И да и нет. В семье – да. Но если смотреть комплексно, то скорее нет. Набор неприятностей и трудностей в жизни не даёт возможности спокойно вздохнуть. Хочется состояния, как в школе, когда сдал экзамены и пошёл радостный на каникулы. Именно оно, наверно, ассоциируется для меня с внутренним счастьем. У меня давно его не было.  Не могу пока уйти на «каникулы». Не получается. Постоянно находишься в состоянии «завтра контрольная, через неделю экзамен, ничего не успеваю». 

– Как вы определяете, в чём смысл жизни? В целом и для себя в частности, если есть разница?

Ответа не нашёл. Но чертовски интересно, хотелось бы, чтобы кто-то рассказал. Стараюсь понять. Думаю, он заключается в осознанном контроле своего отношения к происходящему. Научишься этому – научишься всему. Но сделать это настолько сложно, что практически невозможно. Жизненные ситуации затягивают, ты становишься участником событий, не можешь их контролировать. Как будто тебя уносит вихрем, крутит, ты не успеваешь смотреть по сторонам. Нигде не учат, например, тому, что нельзя изменить человека, можно изменить – только отношение к нему. Звучит банально, но сделать – сложно. Изменить отношение к человеку, чтобы он предстал таким, каков он есть, и избавиться от конфликтов, зависимости или чего-то ещё, почти нереально. В течение жизни приходишь к этому и думаешь, как это здорово, чего раньше мучился? 

Если понять, что вся жизнь состоит из твоего отношения к происходящему, и научиться это отношение контролировать, вероятно, здесь и откроется смысл жизни. Для меня он больше лежит в квантовой природе сознания: мне кажется, люди должны найти свою религию в технологическом постмодернизме. Это сложно осознать, но, когда осознаёшь и перекладываешь на наш мир, всё становится другим. Мечтаю, чтобы люди рано или поздно разобрались в этом и создали квантовую философию, которая позволит нам думать и жить по-другому.  

– При этом, как мне показалось, вы верующий человек в классическом понимании?

Скорее да, но пока не нашёл своего бога, не пришёл к нему. Сложно сказать, агностик ли я, не уверен в этом тоже. Хочется сказать, что я верующий, но это не будет стопроцентной правдой. Я пока не знаю ответа на этот вопрос. Надеюсь, что отвечу сам для себя на него рано или поздно.

Беседовала Мелиса Савина